Кроличья нора

У стопроцентно американской семейной пары из нью-йоркского пригорода Бекки (Николь Кидман) и Хауи (Аарон Экхарт) погибает от столкновения с автомобилем, управляемым подростком, четырехлетний сын. Трагедия. После нее в течение восьми месяцев они пытаются не то жить дальше, не то начать все с чистого листа, но траур совсем недавнего прошлого отказывается отступать. Муж и бывший отец для вида уходит с головой в работу, но по ночам тайком рыдает над телефоном с видео малыша. Бекки эмпирически шляется по дому, не решаясь избавиться от вещей сына и вновь влиться в социальную жизнь, в которой у нее остаются разве что замкнувшийся в себе муж, ненавистная сестра на сносях и, как ни странно, тинейджер (Майлс Теллер), по неосторожности лишивший ее сынишку жизни. На этом крошечном мирке и замыкается все пространство картины, а «Кроличья нора» — это комикс про параллельные миры и супергероев, который дает почитать главной героине случайный убийца ее сына.

За появление фильма на свет стоит благодарить Дэвида Линдси-Эбейра, на чьей одноименной пьесе, в свое время взорвавшей Бродвей, мировую драматургию и отхватившей Пулитцеровскую премию, и основано кино — и невольно, так же, как и героем Майлса Теллера, погублено. Казалось бы, перенести пьесу в кинематографическое пространство — задача довольно-таки легкая даже для начинающего режиссера, а Джон Камерон Митчелл пусть и ставил в основном театральные спектакли да снимал гей-оргии в формате арт-порно, но автор более чем опытный и разноплановый. Тем более что в помощь к нему была делегирована звездная Николь Кидман, на которую, собственно, и потянулся зритель. Однако не срослось. Сюжет о потере ребенка практически избавился от присущего автору своеобразного юмора, тем самым превратившись в довольно банальную драму с избитым мотивом. И даже больше — стал именно тем, чем обычно становятся картины с участием Николь Кидман — скучным, мертвым, холодным, безжизненным драматическим этюдом с щедрым набором расчета, патетики и позерства до кучи.

Вольный пересказ отмеченной Пулитцером пьесы звучит как по нотам, но смена тональности срывается в конечном итоге в полнейшую фальшь. И пусть киноистория избавилась от акцента на чудовищном горе, что в драматургическом смысле не оборачивается ничем, кроме неприятно твердой кирпичной стены тупика, сменив его на попытку преодоления горя (это, впрочем, мы тоже видели не раз и в лучшем исполнении — достаточно вспомнить хотя бы «21 грамм» Алехандро Гонсалеса Иньярриту), тонкая атмосфера пьесы оказалась утеряна. Линдси-Эбейр появляется лишь иногда и на короткий промежуток времени — Хауи выкурит «косячок» на пару с новой знакомой из группы психологической поддержки и уйдет в смеховую истерику, или все те же встречи Бекки в парке со ставшим невольным виновником смерти ее сына Джейсоном. Такие сцены можно пересчитать по пальцам одной руки — и гадай: не то они спасают картину от надуманности и расчетливости, не то сводят впечатление от надуманности и расчетливости на нет. Они хотя бы позволяют фильму кое-где избегать неизбежной эмоциональной спекулятивности, в противном случае немедленно бы прикончившей все наработки.

Вряд ли Кидман стоит упрекать за особенности ее актерского таланта — безмолвность, холодность и жутко близкий & запредельно громкий взгляд как-никак являются ее козырями, проложившими ей дорогу в большое кино. Лучше проехаться по Митчеллу, так неудачно подобравшему актерский ансамбль. Обеспечивающая своим именем кассу Николь одновременно внесла полный дисбаланс между своей игрой и своей героиней — роль под нее переписывать не стали, а раскрыть персонажа, умеющего нечто большее, чем банально окинуть зрительный зал печальным взором, она не способна. Зато во всеобщую патетику вписывается замечательно — замечательно, если не учитывать, что холодный, расчетливый эмоциональный пафос завезли в пьесу Линдси-Эбейра явно из другого мира. Отстраненность и плавные перетекания «снежной королевы» Кидман из кадра в кадр лишь вскрыли огрехи картины, ее идейную несостоятельность, ее эмоциональный популизм и слишком уж грубый расчет на невзыскательного зрителя.

Но в целом «Кроличья нора» остается не чем иным, как неплохим дистиллированным рассказом о преодолении горя, жизни в атмосфере утери и смирении с ней — на большее у Митчелла чего-то не хватило. В частности — смелости и желания выйти за рамки штампов. Даже следом за Линдси-Эбейром.