П.С. После Смерти

Культурологические исследования феномена комиксов делают однозначный и не самый лестный для самих комиксов вывод: презентабельный, как будто бы несущий некоторый смысл вид принимает и самый примитивный текст, сопровождаемый рисунками. Разумеется, эта справочная (и уже потому несколько утрированная) информация приводится мной не для того, чтобы вставить свои пять копеек в коллективное «фе» литературоцентричных снобов, которое они выказывают по адресу «картинок для школоты», не соизволив ознакомиться хотя бы с «Пониманием комикса» Скотта МакКлауда. Вопрос в том, насколько все-таки глубока пропасть между беллетристикой как просто текстом, пусть и с известной долей графического сопровождения, и (используем устоявшееся уже и по-своему благородное самоназвание) графическим романом, то есть симфонией визуального и текстового. Неплохо знакомый отечественному читателю комиксов и обласканный поклонниками комикс-индустрии у себя на родине Скотт Снайдер сам подписался на эксперимент, призванный ответить, в том числе, и на этот вопрос.

«П.С. После Смерти» — неожиданное и действительно экспериментальное сочетание комикса как он есть и проиллюстрированного рассказа, отличающееся от комикса с текстовыми вставками (такого, например, как «Провиденс» Алана Мура) тем, что каждый ингредиент этого сочетания отвечает исключительно за свое, и таким образом они равноправны между собой. Про собственно события после Смерти повествует как раз комикс-составляющая, из которой, если взять и пролистать (зачем-то, эксперимента ради, опять-таки и например) прозаические страницы, понять можно будет немногое. Разве одно то, что почти все человечество вымерло почти 1000 лет назад из-за некоего катаклизма, а немногие оставшиеся в живых, вроде главного героя Джоны (не Джона — здесь внимательный читатель угадает аллюзию на одного библейского персонажа), не только спаслись благодаря открытому незадолго до катаклизма лекарству, но и вовсе теперь не умирают. Они живут в горах, там, где и располагался научный центр, и измеряют время своей бессмертной жизни не годами, а циклами. И всё бы, возможно, ничего, но есть у этого бессмертия и темная, так сказать, сторона: со временем люди забывают свое прошлое, так что каждый новый цикл ими живется буквально с чистого листа. Вплоть до того, что заново приходится между собой знакомиться (населения не пребывает, так как люди стали еще и бесплодны). Чтобы этого чистого листа избежать, Джона (не Джон; подсказка — этот библейский персонаж прочно соотносится с китом) пишет собственные листки памяти. Вернее, писал их сразу после Смерти (так здесь называют событие обретения бессмертия), занося в них то, что происходило с ним до. Эти листки и есть прозаическая составляющая книги, рассказы об эпизодах былого с обычными книжными иллюстрациями.

Насколько удался замах на беллетристику Снайдеру? В целом на «хорошо», но с пометкой «ученическое». Ему определенно не стоило брать на вооружение технику лейтмотива. По факту она и оказалась главной причиной пустого многословия, на которое ему очень многие и попеняли, часто и с перегибами: графоманство, мол, какое-то. Вероятно, привыкшие к динамизму в комиксах просто оказались не способны настроиться на созерцательную волну рефлексии в этих прозаических отрывках, которую так стремился поймать автор, и которую он все-таки, пусть и с помехами не самого выдающегося психологизма, поймал. А еще в них заметна клиповость — издержки привычки писать именно сценарии, не иначе.

Что в итоге? Рисовка, в которой так и сквозит вселенская усталость, и довольно глубокая, к философскому спору располагающая, история. Только если забыть про то, что самой этой экзистенциальной тяжбе вот уже полтора века. «Человек — это то, что нужно преодолеть». — «Нет, не преодолевается человек, и сверхчеловек — это измена самому человеку и человечеству».

U$D